Французские окна были тройными. Дорогие, хорошо заделанные — и все равно возле них было холодно стоять. Во всем этом доме — холодно. С тех пор как ушла Иви.
Гай постарел за полгода лет на двадцать. Превратился в растерянного, желчного старика с трясущимися руками. Мамаша Леруа держалась лучше, но Джек понимал, что и ей несладко. Временами он жалел мамашу Леруа, искренне и сильно, но она ухитрялась в считаные секунды избавить его от этого чувства.
То, что она пытается настроить против него Эми, — ужасно и недопустимо. Тут всего два выхода, один — дать мамаше Леруа по башке кирпичом, второй — уехать подальше. Собственно, Джек и приехал сегодня в дом тестя и тещи, чтобы сообщить им о своем решении вернуться домой. В Сайлент-Крик.
Недавний ночной звонок от Фрэнка Мейнарда раздался очень вовремя. Джек уже захлебывался в пучине непроглядной свинцовой тоски, уже почти отчаялся найти общий язык с собственной дочерью, уже не совсем отчетливо понимал, как ему жить дальше… Голос друга детства в трубке был рожком той самой кавалерии, которая всегда приходит на помощь отчаявшимся в самый последний момент.
Они не виделись и не разговаривали десять лет, с тех самых пор, как Джек удрал из Сайлент-Крик. Фрэнк торопливо прокричал в трубку последние — за десять лет — новости, сообщил, что женился на Моне Богарт и что их дочке Джози уже пять лет… Джек сказал, что его дочке тоже пять — и внезапно охрип. Фрэнк почувствовал неладное.
— Джек, ты чего там?
— Ничего. Я… понимаешь, Фрэнки… моя жена… она умерла три месяца назад.
— О господи! Брат, прости. Прими мои, как говорится… черт, глупо звучит. Несчастный случай?
— Она заболела. Все очень быстро случилось.
— Так ты один с малышкой?
— Да.
— Послушай, Джеки, я не мастак вести душеспасительные разговоры, так что слушай сюда: если тебя там не особо что держит, то бери дочку и приезжай к нам. Мы с братьями Баллард затеяли возрождать «Индейскую стоянку», а лучше тебя нам проводника не сыскать.
— Фрэнк, я…
— Погоди, а то я собьюсь. Ты скажи прямо — если у тебя работа, зарплата и всякая там карьера, то…
— Да нет, Фрэнк. Нет у меня никакой карьеры. И зарплата… ну что зарплата?..
— Вот! Я и говорю! Тогда приезжай и не задумывайся.
— А жить где? И куда я дену Эми? Она еще совсем маленькая, ей нужен присмотр…
— Ха! Держись за воздух, братец Джек! У нас в Сайлент-Крик присмотр ей будет обеспечен! К твоему сведению, у нас прямо на Заячьем холме стоит новехонькая школа для малолеток, по высшему разряду! Спутниковая антенна, Интернет и все дела. А заправляет в новой школе… ни за что не догадаешься!
— Ну?
— Джилли Баллард!
— Нет!
— Да, Джеки, да! И у нее отличная группа из десяти огурцов-малолеток, моя Джози тоже там. Они все в ней души не чают, а она с них глаз не спускает, и все они кормленые, умытые, учатся читать и писать, рисуют, гуляют — короче, блеск!
— Фрэнк, я ведь… и Джилл…
— Да брось! Ну было дело, я понимаю, так ведь это когда было? У тебя дочка, у Джилл жених…
— Кто-кто?!
— Ну не то чтобы прямо жених, но ходят такие разговоры, что…
— Кто?
— Не хочу показаться сплетником…
— Фрэнки!
— Молодой Придурок Саймон.
— Вот дьявол!
— И не говори. Стоит оставить девушку без присмотра на какие-то жалкие десять лет…
— Честно говоря, я был уверен, что она давно замужем… за кем-нибудь приличным. Джилл была правильная девочка.
— Она такой и осталась. А насчет Саймона — не бери в голову. Просто он к ней клеится, а она… она, если честно, с утра до вечера пропадает в школе.
— Хорошо, допустим, со школой мы решили, но что делать с жильем? Наш дом продан…
— Зато пустует дом Совы.
— Как? Стерегущая Сова…
— Упаси Великий Маниту! Сова здорова, как лось, бодра, как молодой козленок, ядовита, как болотная гадюка, но два года назад она решила, что ей надоело жить среди бледнолицых, и вернулась к своим.
— Неужели индейцы вернулись?
— Еще как вернулись! Две большие семьи из племени Черного Лося плюс молодые одиночки из разных родов отстроились в старом индейском поселении на Чертовом плато и живут там уже шестую зиму. Сова долго крепилась — но теперь ушла к своим. Ее дом в отличном состоянии, только натопить к вашему приезду и все.
— Я думал, может, к весне…
— А зачем тянуть, Джеки? Неужели слякотная и дымная осень в городе лучше нашей лесной зимы? Хоть воздухом чистым надышитесь. Девочка привыкнет к новым друзьям, ты потихоньку войдешь в курс дела, мы с тобой и с малышами Баллард займемся ремонтом…
— Змий-искуситель!
— Джек, я серьезно. Сам знаешь, к середине декабря перевалы занесет. Решайся — и приезжай.
В соседней комнате дробно зацокали каблуки, и Джек очнулся. Торопливо повернулся кдверям, пригладил непокорные темные волосы…
Когда Иви объявила о своей беременности и о том, что она выходит замуж за Джека Брауна, Гай Леруа топал ногами, орал и употреблял совершенно немыслимые выражения — но после этого совершенно успокоился и принял Джека, как родного. Гай не умел таить зло. Сюзанна — дело другое. Она никогда не говорила об этом вслух, но Джек нутром чувствовал — даже в болезни и смерти дочери миссис Леруа винит одного только Джека Брауна.
Это была ненависть чистая, холодная, иссиня-белая, и ее не способны были поколебать никакие сомнения, никакие воспоминания о том, что Иви ведь, как ни крути, была счастлива с этим Человеком…
Джек вздохнул и склонил голову, приветствуя тещу. Сюзанна Джозефина Леруа-Уитакер застыла у двери — сухая, прямая, ненавидящая.