На краю любви - Страница 15

— Дедушка, почему ты ехидничаешь? Если это не овчарка, то кто?

— Пекинес!

— Ценю твое чувство юмора, но, по-моему, ты просто завидуешь Сове. Если бы она занималась охотой, то обставила бы тебя…

— Если бы старая ведьма занималась охотой, то обставила бы меня в любом случае, потому что в ее жилах течет чистейшая кровь одного из древнейших в мире охотничьих племен. А что касается ее зверюги — то уверяю тебя, ОН бы с ней охотиться не стал.

— Почему?

Дед Баллард посмотрел на внучку с оттенком сожаления.

— Потому что волки охотятся сами по себе, деточка, и только для того, чтобы насытиться. Это тебе не идиоты спаниели, которые готовы с утра до вечера таскать из кустов уток, убитых другими, и складывать их к ногам хозяина.

— Дед, ты ошибаешься! Волков нельзя приручить…

— Вот именно. И никому из сиу подобное и в голову не придет. Волк может стать индейцу братом — но только не слугой.

Джилл невольно поежилась, вспомнив задумчивый и действительно какой-то не очень собачий взгляд Волка. Однако Стерегущую Сову спросить так и не решилась…

Ветер все усиливался, и к десяти часам вечера разыгралась настоящая буря. Стерегущая Сова отложила книгу, подбросила поленьев в очаг и направилась к двери. Из белесой тьмы ворвался порыв ветра, туча снежных хлопьев мгновенно умерла в жарком воздухе натопленного дома, но Сова не обратила на это никакого внимания. Она встала на пороге и негромко позвала кого-то — гортанно и певуче.

Один из сугробов возле дома шевельнулся, распался — и Волк, отряхнувшись, осторожно поднялся на крыльцо, чуть помедлил на пороге и вошел в дом.

Как ни странно, к огню он не бросился, наоборот, остановился у самой двери, настороженно посмотрел на гудящее пламя и улегся прямо на пол. Сова усмехнулась.

— Не любишь жить в ловушке? Правильно. Но придется. Ты станешь охранять маленькую девочку, Волк. Она не знает леса, она очень мала и беспомощна, но в ее жилах течет и наша кровь. Ты научишь ее всему. И будешь оберегать. Понял?

Волк улыбнулся и широко зевнул, на мгновение продемонстрировав миру набор великолепных клыков, резцов, моляров и премоляров. Любая собака при виде таких зубов поджала бы хвост и удрала подальше. Сова опять негромко хмыкнула.

Белые люди — хорошие люди, но совершенно ничего не видят даже у себя под носом. А то, что видят, неправильно понимают. Решили, что Волк — это кличка. А Волк — это волк. Не олень, не зебра и не бегемот — волк.

И то, что все собаки в округе дружно разворачиваются и удирают при виде Волка, и то, как воют, обнюхивая его «визитные карточки», и то, что ни один пес не метит тот столб у поворота на дорогу, ведущую к ее дому, столб, который каждое утро старательно орошает Волк… Никто, кроме старика Балларда, не видит этих очевидных и вполне понятных вещей.

Белые вообще склонны искать ответы на вопросы где угодно, но только не там, где нужно. Вот и мальчик… десять лет понадобилось ему, чтобы вернуться к тому же самому месту и тому же самому моменту…

Сова вздохнула, но в этом вздохе не было сожаления или печали. Как и все сиу, она была фаталисткой и верила: что должно случиться, случится обязательно, а время… время не имеет никакого значения, когда речь идет о таких важных вещах, как кровь, жизнь и любовь.

Стерегущая Сова была единственным человеком, который с самого начала знал о Джеке Брауне все. Она даже приезжала пару раз в Кроуфорд — приняв ради этого почти позабытый облик пожилой дамы в строгом твидовом костюме и очках в толстой роговой оправе.

Очками она сроду не пользовалась, так что едва не окосела, одежда натирала и резала во всех возможных местах, но зато Стерегущая Сова — вернее, миссис Кэтрин Джонс из Северной Дакоты — смогла увидеть издали Джека Брауна, его молоденькую, похожую на девочку жену и крошечную дочку — ворох кружев, большие белые банты и золотистые кудряшки.

В Кроуфорде индейцы тоже жили, поэтому Стерегущей Сове не составило труда завербовать себе нескольких осведомителей, которые на протяжении всех последних лет и информировали ее о том, как живет и трудится Джек Браун.

Джек Браун, сын водителя-дальнобойщика, чей прадед был индейцем-шошоном из племени Сломанного Пера, и врача-хирурга Аманды Браун, в девичестве Джонс. Внучки акушерки Кэтрин Джонс, Аитеннае, Стерегущей Совы, иш-сон-кан сиу из племени Черного Лося…

Вьюга вовсю завывала за окнами, дом прогрелся до самого последнего уголка, и Стерегущая Сова невольно начала клевать носом, но тут Волк поднял лобастую голову, и в желто— зеленых глазах загорелся огонек. Пожилая женщина прислушалась. У индейцев слух куда более чуткий, чем у белых, но даже Сова не могла уловить ни единого звука в завываниях вьюги. Впрочем, со зверем человеку не тягаться…

Еще через несколько минут по окнам мазнул бледный свет автомобильных фар. Стерегущая Сова накинула меховую парку, набросила на голову капюшон и торопливо шагнула на крыльцо.

Тяжелый внедорожник остановился перед домом, и на нем тут же начали расти небольшие сугробы. Хлопнула дверь, и высокий мужской силуэт вскинул руку в приветственном жесте.

— Ан-хуг, иш-сон-кан! Как я рад видеть тебя, Стерегущая Сова… ого! Здравствуй, Серый Брат.

Темная тень прянула с крыльца и встала между Совой и Джеком Брауном, но молодой человек не выказал ни испуга, ни удивления, только уважение и восхищение. Он медленно опустил руки и развел их в разные стороны, повернув их ладонями к волку. Зверь не сделал ни одного лишнего движения, ограничившись лишь тем, что чуть глубже втянул носом воздух. Не спуская с него глаз, Джек шагнул вперед и спокойно опустил руку между острых ушей… Моя кровь, с нежной гордостью подумала старая индианка. Город не испортил мальчика. Хорошо, что он вернулся.